Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Софья Александровна. J’aime assez Tamberlick.[162] В его голосе есть что-то мужественное, quelque chose d’entraînant.[163] (Князю.) Я тоже пою. Если хотите, мы будем иногда петь вместе…
Общее безмолвие.
Ah! Dieu! Dieu![164] скажите, messieurs, отчего так скучно жить на свете?
Обтяжнов. Помилуйте, царица! Уж коли вам скучно, кому же после этого весело!
Софья Александровна. А почему же вы думаете, gros-papa,[165] что мне должно быть веселее, нежели другим?
Обтяжнов. Да потому, что у вас и красота, и талант, и все такое…
Софья Александровна. В особенности мило это «все такое». Нет, серьезно, мне скучно! Иногда вдруг какое-то странное желание овладевает мной: хотелось бы скрыться, лететь… Вы не испытывали этого, князь?
Князь Тараканов. Признаюсь вам, Софья Александровна, наша жизнь слишком занята, чтоб нашлось в ней место для мечтаний…
Обтяжнов. Это оттого с вами бывает, Софья Александровна, что вы еще растете — право-с! Когда я был маленький, мне беспрестанно представлялось, что я лечу; ну, а с тех пор перестал летать.
Набойкин. А вы давно были маленьким?
Князь Тараканов. Господа! в каком виде можно вообразить себе Обтяжнова маленьким?
Апрянин. Я воображаю себе Савву Семеныча за тетрадкой!
Камаржинцев. Я воображаю его себе кушающим чай с булкой!
Набойкин. А я воображаю его себе пристающим к своей кормилице!
Обтяжнов. Ну, вот это так! а то «тетрадка», «чай с булкой»! Так и видно, господа, что вы сами недавно расстались с этими предметами! Угадали, Павел Николаич! Это правда, что я, можно сказать, еще у груди кормилицы чувствовал склонность к прекрасному полу, и с тех пор склонность эта постепенно во мне развивалась…
Князь Тараканов. А я, господа, воображаю себе Савву Семеныча, в качестве будущего откупщика, приучающимся давать взятки губернским и уездным властям!
Софья Александровна. Я думаю, что если это и не так поэтично, зато верно.
За сценой раздается смутный шум, за которым слышится голос Свистикова: «Оставьте, Николай Дмитриевич! нехорошо-с!»
Боже мой, да что там такое?
Ольга Дмитриевна (за кулисами). Павел Николаич! mais venez donc![166] Господи! да что ж это такое?
Софья Александровна (сконфуженная). Будьте так добры, мсьё Набойкин, посмотрите, что там с maman делается?
Набойкин уходит.
Обтяжнов. Верно, мышка пробежала… ну, известно, сейчас нервы и все такое…
Князь Тараканов (в сторону). Ну нет, это не мышка, а голос Свистикова!
Общее неловкое молчание.
(Вслух.) Господа! нам когда-нибудь следует устроить для Софьи Александровны загородное катанье!
Обтяжнов. А что вы думаете! завтра же! зачем откладывать в долгий ящик!
Камаржинцев. Морозная ночь! Луна! Лихая тройка — c’est délicieux![167]
Обтяжнов. Смотрите, вы не спойте нам «Вот мчится тройка удалая»!
Набойкин (возвращаясь). Ничего; это Бобырев с Свистиковым разыгрались! Софья Александровна! Бобырев велел вам что-то сказать на ушко! (Наклоняется к ней и говорит тихо.) Николай пьян! Если возможно, поедемте лучше куда-нибудь в кабачок ужинать!
Софья Александровна. (с болезненной улыбкой). Это очень мило, что вы мне говорите! А впрочем, секрет за секрет! Мне тоже нужно сказать кое-что вам на ухо. (Говорит ему тихо.) Устройте это как-нибудь с Клаверовым, который, вероятно, сейчас придет… но какой стыд! (Вслух.) Pardon, messieurs, что мы тут секретничаем. Впрочем, тут и секрета нет: муж мой не совсем здоров, так его лечит Свистиков… друг его!
Князь Тараканов. А я надеялся, что буду иметь честь ближе познакомиться с Николаем Дмитричем.
Софья Алексадровна. Во всяком случае, не сегодня… Савва Семеныч! хоть бы вы спели что-нибудь! (В сторону.) Этот несносный Клаверов!
Обтяжнов. Я, Софья Александровна, знаю только одну песенку: «Вдоль по улице метелица метет», да и ту не пою, а только одним пальчиком на фортепьянах наигрываю!
Софья Александровна. Ну, и поиграйте!
В передней раздается звонок.
Насилу! Павел Николаич! потрудитесь отпереть! Это, наверное, Клаверов!
Набойкин уходит.
Посмотрим, какого-то он приведет с собой литератора!
Апрянин. Я недавно одного литератора на Невском встретил, Софья Александровна!
Софья Александровна. Ну, и что ж?
Апрянин. Ничего, одет прилично; впрочем, он очень скоро сел на извозчика и уехал.
Камаржинцев. Нынче у многих литераторов даже кареты собственные есть, Софья Александровна!
СЦЕНА VI
Те же и Клаверов.
Клаверов. Мне крайне досадно, Софья Александровна, что наш литератор оказался так дик, что ни за что на свете не согласился поехать в порядочный дом! Я его так у Донона и оставил… но вы мне позволите покатать вас?
Софья Александровна. К Донону? Я с удовольствием, mais demandez d’abord à ces messieurs![168]
Обтяжнов. Знаете что, Петр Сергеич, ведь нам тепло и у Софьи Александровны! Право, ваш литератор нас не интересует… да еще, может быть, он и насвистался там, в ожидании нашего приезда!
Клаверов. Ваша речь впереди, добрый старик! Я знаю, что вы приготовили Софье Александровне сюрприз, и сочувствую вам, но все-таки прежде всего надобно спросить о желании Софьи Александровны. Не правда ли, князь?
Князь Тараканов. Я нахожу, что нет ничего справедливее!
Обтяжнов. Всегда-то вот вы так, Петр Сергеич! Сидели мы тут без вас, горя не ведаючи, так нет-таки, нужно было вам всех смутить!
Набойкин. Да ведь вы слышали, Савва Семеныч, что Николай Дмитрич не совсем здоров!
Софья Александровна. Messieurs! я помирю всех! Вы поезжайте к Донону, а я останусь дома и буду ужинать с Саввой Семенычем!
Обтяжнов (падая на колени). Царица! это будет счастливейшая минута в моей жизни!
Софья Александровна. При maman, Савва Семеныч, при maman!
Князь Тараканов. Нет, Савва Семеныч, позвольте вступиться и мне. Лишать целое общество наслаждения видеть Софью Александровну, затем только, что вы будете иметь удовольствие ужинать с нею при maman, — это никакими законами не допускается.
Клаверов. Итак, господа, к Донону! Софья Александровна! вы согласны?
Софья Александровна. Я согласна на все, что эти messieurs находят лучшим!
Обтяжнов. Воля ваша, а это, Петр Сергеич, грабеж!
За кулисами слышится сильный шум и крик Ольги Дмитриевны.
Свистиков (за кулисами). Вот когда я пропал! Воля ваша, а я убегу-с!
Софья Александровна (в сильном испуге). Allons-nous-en! allons-nous-en![169]
СЦЕНА VII
Те же и Бобырев (совершенно пьяный).
Бобырев. Мое почтение, господа! Вы, кажется, увозите Софью Александровну с собой?., что ж… в трактир… камелии так и следует! Софья Александровна! вы décolletée?[170] это недурно! (Увидев Апрянина и Камаржинцева.) Младенцы! вы-то что тут делаете?
Князь Тараканов (в сторону). Так вот он, муж-то… impayable![171]
Софья Александровна. Messieurs! Клаверов! да избавьте меня от этого человека! Maman! где же вы?
Бобырев. Maman не придет… у maman нервы страдают… да и к чему ей здесь быть? Ей ведь трактиры-то не в диковину… гусары… уланы…
Софья Александровна с ужасом смотрит на него.
Что ты на меня смотришь? ну да, ну да… гусары, уланы, вся кавалерия!
Клаверов. Ты, Бобырев, пьян!
Бобырев. Разумеется, пьян! а ты думаешь, я и не знаю, что пьян? Нет, ты лучше догадайся, зачем я напился?
Набойкин. Да ступай спать, Бобырев! (Хочет увести его.)
Бобырев. Не тронь меня, Набойкин! Ты дрянь! Шалимов пишет, что ты дрянь, и я с ним совершенно согласен! (Клаверову.) Так ты не догадываешься, Клаверов, зачем я напился пьян?
Клаверов презрительно пожимает плечами.
Да ты не пожимай плечами! я ведь сейчас и в порядок их приведу!
Софья Александровна слабо вскрикивает; князь Тараканов. Апрянин и Камаржинцев суетятся около нее.
Князь Тараканов. Pardon, Софья Александровна, я очень понимаю, как вам должно быть неприятно, что тут посторонние, но ваше положение таково… (Жадно впивается в нее глазами.)
Бобырев. Ничего, можете остаться, князек! ведь вы еще в трактир собрались ехать… я не препятствую! (Клаверову.) Я напился пьян для того, что мне необходимо сказать тебе при всех, что ты подлец, Клаверов.
Клаверов делает движенье вперед.
Да, ты подлец, подлец и подлец! Трезвый, я не сказал бы тебе этого!
Софья Александровна (судорожно вскакивает и подбегает к Бобыреву, задыхающимся голосом). Вы мерзавец! вы пьяница, вы трус! вы последний из людей, вы… (Рыдает и кричит.)
Молодые люди, кроме Клаверова, поддерживают ее и уводят в соседнюю комнату.
Занавес опускается.
ДЕЙСТВИЕ IV
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Клаверов.
- Том 12. В среде умеренности и аккуратности - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- История одного города. Господа Головлевы. Сказки - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Том 13. Господа Головлевы. Убежище Монрепо - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Том 17. Пошехонская старина - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Том 15. Книга 1. Современная идиллия - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Пошехонская старина - Михаил Салтыков-Щедрин - Русская классическая проза
- Самовар - Олег Дарк - Русская классическая проза
- Очень коротенький роман - Всеволод Гаршин - Русская классическая проза
- Мемориал августа 1991 - Андрей Александрович Прокофьев - Прочие приключения / Русская классическая проза / Прочий юмор